Живописец смерти - Страница 23

— Тебе всегда фартило, братишка.

Уилли встал. Ему надоело ждать, когда Генри попросит деньги. Он ведь никогда не приходил просто так.

— У меня сейчас здесь много нет, — сказал он, желая поскорее покончить с визитом. — Я в этом месяце почти все отдал маме.

— Да, я знаю. — Недовольство на лице Генри сменилось грустью. — Но я пришел не за этим.

— Нет? А зачем?

Генри долго смотрел на свои руки, сдирая какую-то болячку.

— Ты считаешь, я прихожу только за деньгами?

— Тогда скажи мне, Генри, почему ты пришел?

Брат начал снова наливать бурбон. Рука дрогнула, и жидкость пролилась на стойку.

— Ты ведь знаешь, что она мне нравилась. Знаешь?

— Ты имеешь в виду… Элену?

Генри кивнул и вылил в чашку остатки бурбона.

Господи, неужели Генри влюблен в Элену? Конечно, он знал ее с детства… но чтобы какие-то чувства?.. Он дурачится?

Уилли внимательно посмотрел на брата. Исхудалый, с воспаленными глазами. Кожа, прежде кофейного цвета, теперь, как и у всех наркоманов, стала серой. Но сейчас вид у него был какой-то побитый. Никакой бравады. Сердце Уилли смягчилось.

— Да, я это знаю. Но ты ей тоже нравишься, Генри. — Говорить об Элене в прошедшем времени было невыносимо. — Ты знаешь, что произошло?

— Она мне так нравилась, братишка, и я…

— Ты уже это сказал, Генри. — Уилли начал терять терпение. — Я спросил тебя, знаешь ли ты, что случилось с Эленой. Дело в том, что она… умерла.

— Да. — Генри передернулся. — Я это знаю.

— Откуда? Откуда ты знаешь?

— Прочитал в газете, — ответил он.

Уилли вздохнул.

— Так что ты хотел о ней сказать? Об Элене?

Но Генри, казалось, ушел в себя. Сидел с остекленевшими глазами, будто прислушиваясь к внутреннему голосу.

— Так в чем дело, Генри?

— У тебя есть еще бурбон? — Он уставился в пустую кофейную чашку.

— Нет. — Уилли выхватил из трясущихся рук брата пустую бутылку и с силой швырнул в металлическую мусорную урну. Звук бьющегося стекла напомнил аккорды атональной музыки.

Неожиданно Генри подался вперед и схватил Уилли за плечи. На его лбу запульсировали вены.

— Успокойся, Генри.

— Успокоиться? — Глаза брата сверкали злостью. — Значит, ты предлагаешь мне успокоиться?

Уилли с трудом освободился от его захвата.

— Боже мой, Генри. Что с тобой?

Генри смотрел на него несколько секунд, затем обмяк.

— Извини. — Он мотнул головой, как будто стряхивая с себя злость. — Это я так… просто… — В его глазах стояли слезы, — Я тебя понимаю. Это ведь и для меня большая потеря. Мы были с ней очень дружны.

Генри отмахнулся и, шаркая, начал двигаться к двери.

— Подожди. — Уилли исчез в спальне и возвратился с бумажником. — Вот тут у меня есть тридцать шесть долларов. Бери. — Он сунул деньги в руки брата.

— Я тут работал… посыльным. Но… меня уволили. Ничего, братишка, я скоро подышу себе еще какуюнибудь работу. Хотя бы и посыльного. И отдам тебе долг.

— Конечно, отдашь.

— Мне хочется, чтобы ты знал, Уилли. Я ничего плохого не сделал.

— А кто сказал, что ты что-то сделал?

— Но… они могут…

Уилли посмотрел в глаза брату. Зрачки расширены, белки покрасневшие.

— О чем ты говоришь?

Брат тяжело сглотнул.

— Так, ничего. — У него снова начали трястись руки.

— Черт возьми, Генри. Что случилось?

Но Генри теперь уже трясся всем телом и говорить не мог. Уилли привлек брата к себе и обнимал его до тех пор, пока не стихла дрожь.

— Ладно… — проговорил наконец Генри, отстраняясь, — со мной все… в порядке.

— Подожди минутку. — Уилли порылся в гардеробе и достал шерстяные носки. — Надень. Сегодня очень сыро.

Генри сбросил обувь, осторожно натянул носки, как будто мягкая шерсть раздражала кожу. Уилли в ужасе смотрел на ноги брата, опухшие, в болячках. Слезы начали жечь глаза.

— У тебя нет никакой куртки или плаща?

— Потерял, — ответил Генри, глядя в сторону.

Уилли сдернул с вешалки старую синюю куртку с капюшоном и надел на плечи брата.

— Вот. Походи в этом. А через месяц потеплеет. — Он попытался улыбнуться.

Но после ухода брата, как ни пытался Уилли возобновить работу над картиной, какие бы компакт-диски ни ставил, ничего не помогало.

8

Телефон зазвонил в тот момент, когда детектив отдела по расследованию убийств Флойд Браун-младший сел ужинать, — кстати, на три часа позже обычного. Его жена Вонетт взяла трубку и прошептала, прикрыв микрофон ладонью:

— Мид.

Флойд положил вилку. Должно быть, Мид звонит, чтобы уточнить подробности ареста Снайпера из Центрального парка, из-за чего, собственно, и был отложен его ужин. Флойд подозревал, что Мида беспокоит доказательная база. Этот мерзавец за последние шесть месяцев уложил пятерых, и все они умерли раньше, чем смогли опознать преступника. Беспокоиться было нечего. Флойд сегодня сломал этого психопата, заставив его разговориться. Пришлось повозиться целых три часа, зато тот раскололся на все сто. Теперь Флойд мог рассчитывать на передышку, хотя бы небольшую. Он ее заслужил. После двух месяцев работы, часто ночами, почти без выходных.

— Браун… — В этот момент Мида прервали. Кто-то начал его о чем-то спрашивать, некоторое время в трубке были слышны приглушенные голоса, наконец он объявился снова. — Извините. Мне уже известно, что вы сегодня отлично поработали.

— Спасибо, — ответил Браун. Поскольку Мид больше ничего не сказал, он добавил: — Вас, наверное, интересует, как раскололся этот парень?

— Что? Ах да. Извините, я опять был вынужден отвлечься. Теперь вот Слаттери сует мне что-то под нос.